Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд
Не знаю зачем, но пусть будет
Август - ариец, национал-социалист любящий еврея и Штирло по соционике
Читать то, как Цит с каждым постом разноситАвгуст в очередной раз чуть не провалился в дыру, неосторожно наступив на отвалившийся от небоскрёба огромный кусок стены, и успел высказать своё мнение о дурацкой затее с помощью немецкого мата на всю улицу. Слова ударились о пожелтевшие стены высоток и казалось, что эхо прокатилось по всей Олимпии. Как только ариец в этот момент не назвал напарника, проклятую всеми существующими и несуществующими Богами столицу Вашингтона и самого себя. Умудриться влипнуть в такое дерьмо с жидовской наглой мордой, при том что Август с детства являлся ярым национал-социалистом, за что спасибо его замечательному отцу. Ещё недавно мужчина хотел сжечь или изрешетить тело шатена, а может просто изнасиловать его – как в наказание за провокации. Но за эти дни неприязнь к Иммануэлю стала обыкновением и казалось, что этот еврей был рядом всегда - он издевался, провоцировал и каждые сутки всё больше спорил. Злобу заменяла вымученная улыбка, повышенные тона заменяли просьбы оставить одного, а попытки пристрелить этого кудрявого идиота закончились уже ровно неделю назад. В то время немец очень вовремя вспоминал, что только шатен и знает про путь к лабораториям под Олимпией, поэтому ничего с ним поделать не мог. Тяжело вздохнув, беловолосый выпрямился и поправил пальто. Сзади раздался голос Иммануэля, который в очередной раз позлорадствовал, но ариец постарался не обращать на это внимания и продолжил свой путь вперёд. Асфальт то и дело хотел унести за собой двух “безумцев”, которые пришли в руины столицы, вот только у почвы и дороги этого никак не получалось. После пятнадцати минут ходьбы Август снова услышал голос своего напарника, который снова начал ныть. То у него ноги болят, то ему холодно, то он домой к мамочке хочет, то он вообще где-то привал устроить. Уже привыкнув к такому, мужчина просто шёл дальше, пока нытьё не перешло в оскорбления и провокации, но беловолосый всё так же не реагировал на это. Привыкнуть к этому можно, а ещё можно научиться игнорировать поток бессмысленной болтовни.
– Жидовская морда, я тебя не слушаю, – проинформировал Август напарника с лёгкой улыбкой, так как тот шёл и дёргал арийца за пальто. Шатен делал слишком много ненужных телодвижений, например сильно жестикулировал или маячил перед глазами, надеясь на агрессию со стороны немца. А тот просто устал злиться и понял, что его безразличие слишком неприятно семиту. Настолько неприятно, что тот иногда начинает провоцировать блондина самыми нелепыми способами, какие он только знал. Иммануэль ещё очень любил жаловаться, особенно в походах. Устало вздохнув, Август замедлил шаг, дав напарнику поблажку. Да, он слишком часто шёл слишком быстро, от чего многих раздражал своей спешкой. “Жидовская” морда всё продолжал дёргать немца за пальто, продолжая очень громко ныть о том, что он устал и хочет отдохнуть. Вдруг ариец почувствовал, что дёрнули его слишком сильно, вдруг отпустили ткань пальто и сзади раздался очень странный звук. Обернувшись мужчина увидел то, что хотел бы увидеть дня четыре назад, но никак не сейчас.
Внутри арийца словно стеклянная люстра рухнула, разбившись на миллиард микроскопических осколков, когда он увидел падающего вниз Иммануэля. Всё произошло слишком быстро наяву, но Август видел падающего напарника словно в замедленной съемке и чуть не упустил тот момент, когда он схватился за кусок арматуры. Если бы это произошло четыре дня назад, он бы наплевал на поиски лабораторий и наступил ботинком на тонкие пальцы еврея, а потом ушёл восвояси. Сейчас же он не мог этого сделать, привыкнув к “жидовской морде” настолько, что в любом случае не дал бы ему умереть. За это он ругал себя – нацисту привязаться к чёртовому семиту! Будь его отец жив – схватил бы дробовик и попытался пристрелить сына со словами «Я тебя породил, я тебя и убью!». Ариец и не заметил, как начал через чур сильно волноваться за смуглого парня, который вечно провоцировал его и никогда не смотрел по сторонам, а ещё очень быстро уставал и начинал жаловаться. Август слишком быстро привык ко всему этому и еврей ему стал по-своему дорог – кто же будет его веселить и кого нужно будет спасать от всего подряд? Он конечно понимал, что он не должен так относиться к Иммануэлю, будучи гетеросексуалом и нацистом. Понимал, что семит его терпеть не может и за заботу или очередное спасение даже спасибо не скажет, но для блондина такое стало обыденным и чем-то обязательным. Словно так было уже давно и никто ни в кого на протяжении многих месяцев ядом не плевался.
Сейчас ситуация стала серьёзнее, чем угроза нападения мутантов или людей – здесь парень был на волоске от смерти. Сейчас Август ругал парня как только мог, за его вечную неосторожность. Ведь если бы он смотрел под ноги, а не жужжал над ухом, то… «Так, Август, не время для “если бы”, сосредоточься на спасении этого идиота» - мысленно дал себе пощёчину мужчина и наклонился над обрывом, смотря на лицо семита. Тот паниковал и это было ясно видно, а ещё он чуть-ли не плакал, прося о помощи у арийца. У нациста, которого ненавидит. Смотря на это лицо, внутри у мужчины что-то дрогнуло и он схватился правой рукой за запястье семита. Очень не вовремя в памяти возникла ситуация, когда еврей сильнее вцепился в рукав пальто, когда сам блондин чуть не упал в яму.
– Сейчас я тебя вытащу, Иммануэль, только не дёргайся, – сказал беловолосый, постаравшись поудобнее перехватить руку парня. Тот лишь сильнее вцепился в арматуру, а та уже начинала отваливаться вместе с небольшим куском дороги. Август постарался привести мысли в порядок, но тут же арматура издала “предсмертный” скрип и отвалилась. Если бы так повис он сам, то они с евреем давно летели вниз, но немец сумел удержаться и потянул на себя напарника. Тот всё же отпустил арматуру и ухватился за руку нациста, как за спасательный круг. Хотя сейчас она как раз играла эту роль и была последней надеждой парня. Ариец со всей силы дёрнул Иммануэля на себя и те оба свалились на дорогу, которая уже почему-то не хотела обваливаться в бесконечную яму. Мужчина облегчённо вздохнул, но тут же понял, что семит лежит на нём и очень тяжело дышит. Он лежит на земле, а на нём "устроился" кареглазый, держа руки рядом с головой и шеей блондина. Его смутила эта ситуация, но он старался не подавать виду и мысленно себя успокаивал – легли они в такой позе только из-за того, что Август слишком сильно дёрнул парня на себя. Сумев успокоиться, мужчина приподнял еврея за плечи. У того были расширены зрачки, а так же он пытался что-то сказать, но попытки не увенчались успехом. Руки, лежащие рядом с головой блондина, очень сильно дрожали, как и ноги, почти спутавшиеся с ногами арийца. Мужчина отпустил плечи Иммануэля, не заметив, как кладёт тому руку на голову.
Август посмотрел по сторонам, ища вход в один из ближайших небоскрёбов и нашёл такой слева от себя. Рвано выдохнув, беловолосый осторожно опустил шатена рядом с собой. Поправив тому очки и оценив ситуацию, он вдруг подхватил на удивление лёгкого парня на руки. Будь тот не в состоянии шока – начал бы вырываться и сделал бы только хуже, но в таком состоянии он очень даже хорошо себя ведёт. Мужчина понёс семита к входу в здание так быстро как только мог, по пути стараясь не спотыкаться и не проваливаться в ямы. Один раз он чуть не упал, неудачно наступив на выступающую арматуру обломка от стены, но успел сохранить равновесие и всё же донёс Иммануэля до небоскрёба. Только после этого он начал ходить по первому этажу, ища хотя-бы стол. После долгих блужданий по комнатам, когда предмет мебели наконец нашёлся, Август положил парня на деревянную поверхность, снял своё пальто и укрыл им еврея.
– Вот что мне с тобой делать? – спросил в пустоту мужчина, садясь на край стола и потирая пальцами переносицу.
Когда еврей чуть не упал на пол, Август успел себя сдержать от того, чтобы придержать парня. Это движение было лишним, а ещё он и так слишком много сделал для неблагодарной “жидовской морды”. Но эта морда вела себя хорошо, хотя мужчина чувствовал, что скоро произойдёт что-то ужасное. Ужаснее того, что Иммануэль чуть не упал в бесконечную черноту пропасти. Обычно в таких предчувствиях он никогда не ошибался, поэтому спокойно ждал подлянки от напарника или ещё какой-то катастрофы, разрушения небоскрёба к примеру. Сзади послышалось шуршание ткани и мурлыканье семита. Услышанное заставило блондина смутиться и застыть на месте, кажется, что он даже дыхание задержал. «Любить, кормить и никогда не бросать» - вот так звучали слова парня, когда он глубоко вдохнул запах одеколона, который сохранился на грубой ткани воротника. «Как? Почему? Зачем?» - а так лихорадочно соображал Август, прожигая взглядом дыру в бетонном полу, сжимая и разжимая кулаки. К щекам стремительно приливала кровь. Убедить себя в том, что сказано это было в бреду, ему никак не удавалось. Он прикоснулся ледяными пальцами к лицу, чувствуя то, что оно словно горит. Он досчитал до десяти, ради того, чтобы успокоиться.
После этого он почувствовал резкие движения сзади себя. Спереди вдруг возник вскочивший со стола Иммануэль, который очень сильно покраснел. «От своих слов, да?» - мысленно спросил его ариец, приподнимая одну бровь. Тут он понял, что пальто его лежит на полу и только хотел его поднять… поднял, как же! Ему сказали, что он в кои-то веки оказался полезным. Как-будто это его спасали каждый божий день и вытаскивали из всяких передряг, а ещё это не он вёл их и сейчас не спас жизнь этой неблагодарной суке. Следующее за этой фразой действие заставило арийца замереть, а потом и нервно задёргаться нижнюю веку глаза. По. Его. Пальто. Прошлись. Сапогами. Он бы мог простить всё, но не своё пальто, которое ему подарил отец в последний год жизни. Да пусть этот идиот хоть его ручной пулемёт сломает – плевать, но не будет творить что-то такое с его верхней одеждой. Кажется, инстинкт самосохранения совсем отказал у этого человека, раз он решил почти плюнуть в лицо Августу, как в благодарность за спасение собственной жизни. Внутри мужчины что-то медленно закипало, а взгляд становился безумным, как и кривая усмешка на губах. Семит начал пятиться назад, смотря на состояние напарника.
– Десять секунд, чтобы спрятаться, – процедил блондин, поворачиваясь к кареглазому. Никто никогда не выносил этот полный безумия и ярости взгляд, а Иммануэль не оказался исключением. Он на всех парах рванул из помещения, чтобы забиться в дальний угол и устроить тихую истерику, надеясь избежать гнева немца. Тот же начал вслух считать до десяти, достаточно громко, чтобы звук его голоса распространялся на всё здание. – Einz, Zwei, Drei, Vier, Funf, Sechs, Sieben, Acht, Neun, Zehn. Zeig dich nicht!
Мужчина встал со стола, поправляя свитер. Сделав шаг вперёд, он безумно улыбнулся. Ариец вытащил и перезарядил свой револьвер, но остальные патроны оставил на столе. Для игры ему хватит и шести выстрелов. Он прошёл к выходу из комнаты. Посмотрев по сторонам, он сразу отправился искать под лестницами, которые были ещё не до конца разрушены, но всё же не позволяли забраться на второй этаж. Заглядывая под каждую из них и не находя ничего, мужчина с ещё большим энтузиазмом принимался искать еврея. Следующими на очереди были офисы, в которых осталась мебель. Впрочем, её количество уменьшилось – стулья летели в стену, лёгкие журнальные столики отправлялись за ними же, а столы и шкафы были опрокинуты на пол. Когда в офисах ничего не находилось, ариец начинал выкрикивать имя напарника и грозить ему расправой, если найдёт того. Последняя комната была более или менее целой, там даже нашлось несколько полуживых ноутбуков, но один из них полетел в окно. Унеся за собой и внушительный кусок асфальта в пропасть, он бесследно исчез. Остальные же чуда техники просто так получили по пуле в металлический корпус, а потом были откинуты в другой конец офиса. Разнеся и последнее помещение, предназначающееся для работы, мужчина вдруг направился к шахте лифта. Рядом находилось небольшое техническое помещение, дверь которого еле держалась, а в это мгновение оказалась сорвана с петель. Последние его силы уйдут на помещение и не дай бог еврей попадётся ему именно здесь. Внутри тесной комнаты всё было в обломках и Август в глубине души надеялся, что Иммануэль не попадётся ему. «Augen auf - Ich komme!» - прошипел сквозь зубы мужчина, разгребая обломки у стены.
«Und ich hore deinen Atem
Und ich rieche deine Angst
Ich kann nicht mehr langer warten
Denn ich weiss was du verlangst»
За ними и оказался еврей, отчаянно просящий не делать с ним ничего и закрывающийся руками. Жалкий вид семита только подлил масла в огонь и мужчина схватил руками шею кареглазого. Тот пытался убрать пальцы напарника от шеи, но постепенно хватка смуглого парня ослабевала и он хрипел что-то на родном языке. На тех местах, на которые давили его ледяные пальцы, появлялись синяки. Лицо Иммануэля всё сильнее кривилось и он отчаянно хватал воздух ртом. Ариец получал какое-то странное удовольствие от того, что душит своего напарника. Тут же внутри Августа что-то словно щёлкнуло и огонь в глазах утих, весь гнев пропал и он уже все меньше давил на шею еврея. Осознание ситуации пришло десятью секундами позже, когда кареглазый дёрнулся в сторону.
– Нет, нет, быть того не может… – прошептал мужчина, пятясь назад. Он тут развернулся и начал убегать из здания, осознавая, что сейчас чуть не убил Иммануэля. Произошедшее казалось нереальным, но все ощущения сохранились, хотя всё остальное словно в тумане было. Ариец исчез где-то в стороне одного из множества небоскрёбов, ненавидя себя за случившееся.
Когда Август осознал, что делает с напарником, он возненавидел себя свои вспышки гнева. Хотя это была не простая вспышка гнева – внутри щёлкнул тумблер ярости, граничащей с безумием и желанием убивать. В тот момент он развернулся и начал поспешно покидать здание, лишь бы не смотреть снова на испуганное и заплаканное лицо семита. В этот раз он боялся самого арийца, за что тот ненавидел себя. Но ведь еврей сам спровоцировал его – вот и добился того, чего хотел. Такие мысли, как это ни странно, не успокаивали нациста – он винил себя самого за случившееся. Придя в какой-то из небоскрёбов, мужчина понял, что снаружи идёт ливень и он сам весь мокрый. Водолазка промокла и неприятно липла к телу, чёрные джинсы тоже пропитались водой насквозь, сковывая движения. Он даже руки в локтях согнуть не мог, не поёжившись при этом от холода. А ещё он весь дрожал от пробирающего до самых костей ветра, гуляющего так и внутри помещения, и снаружи. Сев на каменный пол, мужчина уткнулся лицом в холодные ладони, игнорируя дрожь в своём теле. Как бы не хотелось, но возвращаться сейчас туда нельзя, пока он окончательно не успокоится. Дождь, плавно переходящий в ливень, заливал водой место рядом с блондином. Тот не обратил на это никакого внимания, погрузившись в воспоминания о дне знакомства с шатеном. Тогда он путешествовал по пустошам один, то и дело вступая в бой с мутантами, а тут он наткнулся на человека. В тот день он впервые наткнулся на человека, да и при этом на свалке, которого придавило металлической балкой. Ариец помнил, как расспрашивал человека, чьего лица даже не видел. Тогда он спрашивал об умениях этого человека, о знаниях и об умении ориентироваться на местности. Решение вызволить бедную девушку и её согласие на путешествие с ним по Вашингтону тогда казалось манной небесной, а потом девушка оказалась парнем и евреем к тому же. Кто же знал, что у парней в такое время могут быть такие женственные и тонкие ноги, а ещё такой приятный голос. Немца, являющимся национал-социалистом и семита свела судьба, как будто специально издевалась.
Блондин чертыхнулся и закрыл глаза, тут же перед его внутренним взором возникла картина улыбающегося шатена. Тогда они остановились в здании заправочной станции, а Август очень удачно проходил мимо комнаты, в которой ночевал еврей. Тот как-то по-доброму улыбался, смотря на фотографию молодой девушки, и мужчина впервые видел на лице парня настолько светлую улыбку. Только потом немец узнал, что это никакая не возлюбленная, а младшая сестра Иммануэля, которая стала мутантом. Простое совпадение, но старший брат Августа тоже стал мутантом, вот только мужчина не верил в чудесное спасение Эриха от мутации. Сейчас же он снова видел эту улыбку, которая хранилась в памяти все эти долгие месяцы их путешествия. В районе груди что-то по странному защемило, когда он вспомнил всё, что случалось с ними. Мужчина спасал напарника и от мутантов, и от редко попадающихся им Мародёров, иногда приходилось таскать того на руках. Бывало такое, что кареглазый творил что-то странное, например при общении называл блондина “милый” и даже ложился на плечо, когда уставал. Когда такое происходило тогда – мужчина удивлялся и даже смущался, а сейчас ему это даже начало нравиться. От этого становилось уютно и дурацкие привычки становились для них нормальными. После этого он вспомнил тот момент, когда шокированный Иммануэль лежал на нём, а Август положил тому руку на голову. У еврея были мягкие и приятные на ощупь волосы, а это ощущение он хорошо запомнил. Тут же мужчина понял, почему он так привязался к семиту; почему он считает того очень даже симпатичным; почему боится того, что тот умрёт. «Влюбился. Отлично!»
Сейчас беловолосый очнулся от навалившихся вот так сразу воспоминаний и огляделся – там, где он сидел, а точнее у окна, всё затопило дождевой водой. Поднявшись, он вылез из самого близкого к нему окошка и медленно побрёл к небоскрёбу, где сидел кареглазый. Он не знал, что скажет ему, поэтому просто шёл туда, где он может быть согреется. Шёл он минут пятнадцать, за это время успев вымокнуть полностью – дождь барабанил по его плечам и вскоре мышцы начали ныть от такого. Когда он дошёл до здания, то немного потоптался на месте, но всё же вошёл внутрь.
Удары металлических пластин на подошвах сапогов было слышно во всём здании. Мужчина мог ожидать увидеть что угодно – пустующий небоскрёб, всё так же лежащее на полу пальто и спящего на столе семита, но… он сидел на деревянной поверхности, плакал и прижимал к себе тёмное пальто. Иммануэль прижимал к себе пальто, на котором не так давно изрядно потоптался, чем сильно разозлил самого Августа. Слёзы семита капали на воротник, а сам он вцепился в ткань, как когда-то в руку арийца. Увидев вошедшего в помещение мужчину, шатен бережно отложил предмет верхней одежды и в считанные секунды оказался рядом с напарником. Кареглазый прижимался к тому, сжимая промокшую водолазку и утыкаясь лбом в плечо опешившего блондина. Мужчина не понимал, с чего это семит ведёт себя так, но всё же приобнял парня одной рукой в ответ. Иногда были такие моменты, когда они не ругались друг с другом, но такого не было никогда. Воспоминания о произошедшем снова тяжёлым грузом навалились на плечи и перед внутренним взором возникла та самая картина, которая заставляла Августа ненавидеть себя всё больше и больше – вид напуганного и плачущего Иммануэля, который сжимает запястья немца, пытаясь убрать его руки от своей шеи. После случившегося он не может допустить того, чтобы это случилось ещё раз. Судорожно выдохнув и слегка прижав к себе рукой семита, мужчина посмотрел на кудрявые волосы напарника. Он сжимал промокшую ткать водолазки и через всхлипы шептал что-то на родном языке, но тут произошло что-то, что удивило арийца сильнее действий еврея – он извинился. Это никак не вязалось с образом, который сложился в голове мужчины. Иммануэль, извиняющийся перед ним и всматривающийся в его лицо, а то и пытающийся заглянуть в глаза, держа тёплые ладони на слишком холодных щеках. Парень очень сильно волновался и это было видно – красные глаза и обеспокоенный взгляд.
– Ты совсем холодный, – произнёс семит, испуганно и приглушённо. Он опустил взгляд на губы немца, которые скорее всего посинели от холода. Тело мужчины била крупная дрожь и он слабо почувствовал, как с него стягивают шарф. Иммануэль повёл напарника в комнату, держа за рукав водолазки и заставил того сесть на край стола. Еврей постоял на месте, смотря на Августа, а потом подошёл ближе. Пробормотав про то, что нужно снять всю мокрую одежду, парень начал стягивать с блондина водолазку, а тот постарался помочь в этом. Свои руки он почти не чувствовал и движения его затрудняла дрожь, а так же дикое желание лечь на шершавую поверхность стола и заснуть. Но всё же от его внимания не ускользнуло то, что кончики ушей бывшего учёного покраснели, и мужчина коснулся их пальцами. Кожа буквально горела и создавался контраст между ледяной кожей немца и тёплой, принадлежащей семиту. Между ними двумя всегда был такой контраст, как между белым и чёрным – бледный светловолосый стрелок и смуглый шатен учёный, а характеры различались радикально и многое не давало им ужиться вместе. Иммануэль опустил руки вниз и замер, не решаясь расстегнуть ремень блондина, поэтому он сам решил это сделать, хотя движения были медленными и неуклюжими. Взгляд парня был устремлён на торс стрелка, который был весьма неплох и многим встреченным девушкам нравился до одури, как и сам ариец. Конечно! Как же голубоглазый блондин, который был мужественен и силён, может не нравиться девушкам? И еврей, судя по всему, оценил достоинства немца в полную силу. Мужчина снял сапоги и начал снимать свои джинсы, высвобождаясь из плотной и мокрой ткани. Семит отвернулся от беловолосого и потянулся за пальто, а потом накинул его на плечи напарника. Стрелок прохрипел «спасибо» и попросил учёного принести сумку, которая лежала рядом со входом здания.
Август терпеливо ждал своего напарника, сидя на краю стола. Мокрая одежда лежала на полу непонятной кучей, а пальто частично отогревало плечи мужчины, хотя всё тело оставалось холодным. Но мысли блондина были заняты искренней и полной тепла улыбкой Иммануэля, который был при этом ещё смотрел ему в глаза тоскливым и грустным взглядом. Мнение мужчины о еврее резко поменялось в лучшую сторону и он перестал быть в его глазах такой ужасной сволочью, какой старался казаться. Семит с какой-то стороны был даже милым, особенно если вздрагивал и опускал голову, когда к его кончикам ушей прикасались. В те моменты, когда тот краснел и пытался скрыть своё смущение, он выглядел просто очаровательно. Август хотел бы дать себе пощёчину – влюбиться в парня, при этом еврея, когда ты являешься национал-социалистом... это звучит словно приговор. В голове снова возник образ отца, который бы сначала долго кричал на сына, а потом и вовсе схватился за своё ружьё. Получилась бы весёлая ситуация – гоняющийся по пустошам за высоким мужчиной старикан, обещающий тому расправу и пытающийся пристрелить того, но из-за движения и плохого зрения никак не делая точный выстрел. Жаль, что его отец не дожил до того, как захотел бы прибить своего любимого сына. Старший всегда расстраивал их, не желая принимать нацизм в своей семье и всё время помогающий всяким евреям и чёрным людям. Отец бесился, мать пыталась его успокоить, а Август просто не обращал внимание на Эриха, считая того просто дураком. Он был всего лишь на год старше, а возомнил себя самым главным и умным. Когда ему исполнилось 30, он пошёл путешествовать с Августом по пустошам и через месяц подвергся воздействию радиации. Ему было очень плохо и он периодически не мог членораздельно говорить, а иногда даже становился глупее обычного. Потом он чуть не напал на младшего брата, но осознав, что наделал – сбежал на одну из свалок. Произошедшее сегодня было очень похоже на то, как вёл себя в тот злополучный день Эрих. Разница в том, что он был мутантом, а стрелок – нет.
Глупо было вспоминать об этом сейчас, когда родных у мужчины больше нет, а рядом есть только Иммануэль. Иммануэль… а ведь это он был с ним целых полгода. Шесть месяцев это чудо-юдо ходило рядом, надоедало или странно себя вело. Блондин улыбнулся своим мыслям и перевёл взгляд на идущего к нему семита, который держал в руке сумку. Забрав её из рук напарника, мужчина начал рыться в ней, ища сухую одежду. Нашлась таковая на дне и мужчина вытащил джинсы, пару носков, рубашку и простенькую чёрную жилетку. Единственная проблема – найти боксеры среди кучи еды, патронов и фляг с водой. Вскоре рядом с мужчиной лежала небольшая стопка одежды, он опустил руки к промокшим боксерам, но тут же поднял взгляд на еврея. Он стоял прямо напротив немца и покраснел так сильно, словно сейчас был готов взорваться. Из его носа медленно потекла струйка крови и Август протянул руку к лицу парня, заботливо вытирая кровь с его верхней губы. Семит пулей вылетает из комнаты, оставляя мужчину в комнате одного. «Очаровательно» - улыбнулся беловолосый, стягивая с себя боксеры и надевая сухие. Одевался мужчина быстро – к этому его приучил отец, словно блондин не в родительском доме находился, а в армии. Старик зажигал свечу и пока она горела Август должен был одеться, а если не успевал – то он процесс повторялся снова и снова.
– Иммануэль, я оделся, можешь заходить, – позвал парня ариец, заправив свою рубашку и застёгивая жилет. Еврей неуверенно прошёл в помещение, а его щёки всё ещё горели и он не поднимал взгляд. Мужчина тихо засмеялся, отворачиваясь от спутника и смотря перед собой. Кареглазый со стороны выглядел просто очаровательно и таким всё же стоило хоть в этот день насладиться. Такое скорее всего больше не повторится, ибо смуглый парень был просто на взводе и на него в этот день слишком много навалилось. На улице темнело и город постепенно окутывала ночь, на небе появлялась россыпь звёзд, то и дело поблёскивающих на фоне тёмно-синего неба. Август сел на стол, надев на себя сапоги и лёг на поверхность, свешивая ноги вниз. Стол был широким, но никак не длинным, а из-за своего роста мужчина просто не мог поместиться на предмете мебели. – Я тебе советую лечь спать здесь, так как одному будет… холодно.
Когда мужчина почувствовал, как Иммануэль обнимает его, то слегка прижал того рукой к себе. В тот момент, в который движения со стороны еврея прекратились полностью - блондин провалился в сон. Перед его глазами через какое-то время предстал лабиринт, в котором бежал он сам, безумно и дико улыбаясь. Где-то за стеной несся к повороту налево кареглазый, отчаянно молясь на иврите своим богам. Тяжёлые удары металлических пластин на подошве напоминали военный марш, а на лице парня застыло то самое выражение полного ужаса и отчаянья. Мужчина сквозь сон хмурился, но сон прервался. После долгого перерыва и забытья у мужчины снова возникла необычная картина.
В этот раз он видел всё от первого лица – помещение, едва освещённое небольшой настенной лампой, и просторную кровать по середине комнаты. Сзади раздались шаги и чей-то знакомый голос, заставивший мужчину обернуться. Его напарник стоял на пороге, по странному улыбаясь, и изучая взглядом тело Августа. Как ни странно, на нём была только рубашка, джинсы и сапоги. Еврей же был полностью одет и барабанил пальцами по дверному косяку, не решаясь некоторое время пройти вперёд. Тот вдруг подошёл ближе и толкнул беловолосого на кровать, после этого примостившись у того на коленях. Происходящее сейчас во сне казалось ещё менее действительным, чем пробежка по лабиринту, но испытываемые от этого ощущения были достаточно реальными. Словно это не в иллюзии от Августого сознания Иммануэль провёл языком по губам немца, после чего прикоснулся к ним своими, а сделал это в действительности.
Поцелуй из простого соприкосновения губ превратился во французский, а потом ариец начал слегка трогать пальцами кончиков ушей смуглого парня, от чего тот застонал. Слышать такой стон было непривычно только в такой ситуации, но звук оказался неожиданно приятным слуху. Хотя чему он удивляется? У парня всегда был приятный голос, но мужчина долгое время отрицал это, не желая видеть в кареглазом что-то хорошее. Мысли прервал его смуглый партнёр, подавшись всем своим телом вперёд. Хрупкий учёный вцепился в плечи спутника, а тот сжимал пальцами бёдра напарника, удерживая на месте. Кислорода не хватало обоим, но поцелуй они не хотели разрывать, словно делали это в последний раз. Хотя почему словно, если это простая иллюзия от сознания арийца?
Член стрелка наливался кровью как в самом сне, так и в реальности, хотя он не особо это чувствовал наяву. Иммануэль из сна в спешке снимал бежевое пальто и всю остальную верхнюю одежду, что мешала мужчине касаться пальцами тёплой кожи, а потом с трудом расстёгивал мелкие пуговицы рубашки Августа. Мужчина же пытался справиться со своим ремнём, дабы высвободить из плотной ткани член, так как пряжка болезненно давила на половой орган. Парень опустился вниз, сев на колени перед кроватью, и вытащил из боксеров внушительных размеров пенис немца. Охнув от то ли восторга, то ли удивления, семит приблизил лицо ближе. Он провёл языком по головке, заставив Августа судорожно вздохнуть, и наконец взял её в рот. Беловолосый зарылся пальцами в кудрявые волосы напарника, то и дело сжимая их в пальцах, пока тот брал в рот всё большую часть ствола, а то и проводил языком по всей длине, доходя до мошонки и снова возвращаясь к головке. Ощущения были настолько необычными и сводящими с ума, что ариец терял голову, отказываясь и дальше быть только с девушками. Мужчина стонал и запрокидывал голову назад, тяжело дыша наяву и чуть сильнее прижимая к своей груди еврея. Во сне тот оторвался от своего занятия, вызвав разочарованный стон со стороны партнёра, и быстро расстегнул свои джинсы, после чего откинул их в дальний угол комнаты. Снова приникнув к губам любовника и аккуратно сняв боксеры, парень снова сел на колени блондина. Член еврея касался и слегка тёрся о член немца во время поцелуя, а кареглазый обнял ногами бёдра Августа. Приближаясь к оргазму, смуглый парень чуть приподнялся и рукой помог себе вставить член стрелка в свой анус. Тут же раздался крик боли, от которого мужчина сильнее прижал к себе Иммануэля во сне и в реальности. То, что он чувствовал, нельзя описать словами. Ариец постарался как можно аккуратнее войти в партнёра, чтобы не сделать тому слишком больно, так как сегодняшний случай с пальто оставил сильный след в сознании мужчины. Еврей то и дело вскрикивал, а после очень громко стонал от удовольствия, которое пришло на смену боли. Август оставлял на его смуглой шее темнеющие засосы, а иногда и следы от укусов, которые позже зализывал. Иммануэль обнял напарника за шею, всем телом прижавшись к нему, ещё быстрее опускаясь и поднимаясь, принимая в себя член немца и сжимая короткие волосы на его затылке. Мужчина прижал к себе бывшего учёного, подаваясь бёдрами вперёд и отчаянно шепча признание в любви на родном языке, кончая внутрь партнёра.
– Ich liebe dich, – сквозь ускользающий от него сон прошептал Август охрипшим голосом, немного сильнее прижимая к себе еврея. И тут в голове словно гром возникает мысль, что он спит в обнимку с кареглазым и у него, scheisse, неплохой такой стояк. У него стоит, а к нему прижимается эта змеюка, которая ещё всё дальнейшее путешествие издеваться будет, если заметит это. Может даже и не путешествие, а всю его грёбанную жизнь! В этом мгновение мужчина соскочил со стола и унёсся к выходу, надеясь на то, что холодный утренний воздух даст ему освежиться и привести мысли в порядок. Сев на уцелевший подоконник лицом к дороге, блондин запустил руку в немного растрёпанные волосы, по привычке приглаживая их и тихо выругался на немецком. Надо же было такому случиться именно с ним и именно сейчас! Какие боги его прокляли и за что - единственное, чего он никак не мог понять. Лучше бы он всю ночь мучался с кошмарами или бессонницей, чем просыпался с болезненно упирающимся в пряжку ремня стояком, который даже не прикрыть толком. К щекам мужчины стремительно приливала кровь и лицо начало гореть, когда в голове начали возникать некоторые детали из сна. Член болезненно заныл, требуя разрядки, но немец решил подождать того момента, когда он упадёт. Не будет же он сидеть здесь и мастурбировать, а уходить и оставлять кудрявого идиота одного очень не хотелось - мало ли, что он натворит или что с ним случится. Мужчина опёрся локтями о свои колени и уткнулся лицом в ладони, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Лишь бы не пришло это кудрявое чудо-юдо, которое уже не будет таким милым и стеснительным, каким было после возвращения Августа в небоскрёб. Сам мужчина надеялся на то, что кареглазый крепко спал и не успел ничего заметить - ни неожиданного ухода немца, ни его стояка.
Август чувствовал себя гадко, сидя на холодном подоконнике и не воспринимая то, что происходит вокруг него. Перед его глазами иногда проваливались под землю куски асфальта, унося за собой и небольшие бетонные блоки, отвалившиеся от небоскрёбов. Так же медленно разваливалась строящаяся годами защита немца от таких странных чувств и эмоций, возникающих от влюблённости. От огромной серой стены, состоящей из принципов и убеждений мужчины, откалывались внушительные куски и разбивались о землю. А во всём виноват маленький еврейский гад, который просто взял и свалился тому на голову в один день, а после этого остался с ним рядом надолго. Между ними всегда был контраст, который бросался в глаза Августу. Только недавно, коснувшись пальцами кончиков ушей парня, он сравнил их кожу и температуру тел. Бледные и холодные пальцы арийца на фоне смуглой кожи семита, которая всегда была тёплой. Мужчина окинул взглядом свою правую руку, а потом снова задумчива уставился на дорогу, слегка нахмурив брови. Все эти полгода ему не давали и минуты отдыха от провокаций и гадких шуточек, нытья и жалоб, а ещё его всячески пытались унизить. Это было похоже на игру, слишком странную и необычную. Словно они с кареглазым шесть месяцев подряд играли в “кошки-мышки”, добиваясь своих непонятных им целей. Всё это время Август хотел взять и придушить кудрявого придурка. Мотивы шатена были ему непонятны – вроде тот просто веселится, но в тот же момент мужчина понимал, что настолько очевидным всё просто не могло быть. Разве это приятно, когда тебя уже как только не пытались убить? Немец понимал, если бы ситуация была такой же, как у Николоса, то всё было бы ясно – того хотели убить многие и он к этому привык. Обычная ситуация – лидер Рейха, на которого все всегда покушаются, лишь бы убить его. Август был согласен со знакомым, когда они заводили разговор об этом. Людям делать нечего, кроме как пытаться прикончить лидера одной из лучших группировок. Как еврей мог нормально относиться к попыткам мужчины себя убить так же, как Ник?
Ариец тяжело вздохнул, вспоминая улыбку парня. На что он может надеяться, влюбляясь в такую сволочь, как Иммануэль? Может ли он надеяться на верность или хотя бы честность? На душе снова стало гадко, когда Август представил кареглазого с какой-то симпатичной девушкой, немец помотал головой, но в его голове вдруг начали всплывать картины с шатеном и подчинёнными Николоса, одетыми в форму Третьего Рейха. Сцены были не самими приличными и возбуждение дало о себе знать, снова болезненно заныв, упираясь в металлическую бляху. Нацист беззвучно выругался, левой рукой прикрывая стояк, а другой прикрывая свой рот, чтобы не начать материться на весь небоскрёб. «Это было бы определённо лишним» - подчеркнул ариец и вздрогнул, так как сзади оказался кареглазый и он очень “вовремя” положил ему на плечо свою женственную руку. Парень сам был больше похож на девушку, чем на двадцати девятилетнего мужчину. Иммануэль наклонился, что-то спрашивая про сон и мужчина в мыслях начал материться так, что многие невоспитанные вандалы позавидовали таким знаниям и такому умелому способу применения ругательств. Еврей уже сидел рядом, вплотную и касаясь ладонью бедра немца, а его правая рука поправляла волосы напарника.
– Всё в порядке, – на удивление спокойно ответил мужчина перехватывая свободной рукой кисть парня, повернувшись к еврею и сразу отпустив руку кареглазого. Тот опустил лукавый взгляд на губы Августа и приник своими губами к его. У Иммануэля были такие мягкие и нежные губы, а ариец потерялся в своих противоречиях, отдаваясь на мгновение своим ощущением. Он же не верил во взаимность своих чувств буквально минуту назад, так почему же он чуть не подался сейчас вперёд, чтобы ответить на поцелуй? Сдержав себя от этого, он отстранился от напарника, но тот притянул к себе мужчину, кладя свободную руку на затылок немца и держа того на месте. Снова этот контраст с холодной кожей шеи арийца и тёплой ладонью еврея. Блондин уже перестал вести борьбу с самим собой, подаваясь вперёд и касаясь языком губ семита, который охотно поддался, спуская левую руку к возбуждённому члену. Голубоглазый простонал, касаясь своим языком языка парня и сжимая бёдра сидящего напротив него. Как и во сне – простое соприкосновение их губ превратилось во французский поцелуй, который не хотелось разрывать. Не отстраняясь, стрелок повернулся к парню, сев на подоконнике удобнее. Беловолосый тут же разочарованно выдохнул, когда Иммануэль разорвал поцелуй, слегка отстраняясь и хватая воздух ртом. Сейчас у того были слегка припухшие и покрасневшие губы. Бывший учёный коснулся ими шеи мужчины, покрывая ту поцелуями и оставляя краснеющие засосы. «Они же ещё дня четыре красоваться будут» - подумал стрелок, запрокидывая голову назад. Пальцы мужчины ещё сильнее сжали бедра кареглазого и он сделал короткий вдох и выдох, когда тот сквозь ткань джинс сжал рукой член Августа. То, что происходило сейчас, было гораздо лучше, чем во сне. Это не простая иллюзия от его сознания, это нечто большее и гораздо сильнее действующее на него, нежели его мечты.
Август - ариец, национал-социалист любящий еврея и Штирло по соционике
Читать то, как Цит с каждым постом разноситАвгуст в очередной раз чуть не провалился в дыру, неосторожно наступив на отвалившийся от небоскрёба огромный кусок стены, и успел высказать своё мнение о дурацкой затее с помощью немецкого мата на всю улицу. Слова ударились о пожелтевшие стены высоток и казалось, что эхо прокатилось по всей Олимпии. Как только ариец в этот момент не назвал напарника, проклятую всеми существующими и несуществующими Богами столицу Вашингтона и самого себя. Умудриться влипнуть в такое дерьмо с жидовской наглой мордой, при том что Август с детства являлся ярым национал-социалистом, за что спасибо его замечательному отцу. Ещё недавно мужчина хотел сжечь или изрешетить тело шатена, а может просто изнасиловать его – как в наказание за провокации. Но за эти дни неприязнь к Иммануэлю стала обыкновением и казалось, что этот еврей был рядом всегда - он издевался, провоцировал и каждые сутки всё больше спорил. Злобу заменяла вымученная улыбка, повышенные тона заменяли просьбы оставить одного, а попытки пристрелить этого кудрявого идиота закончились уже ровно неделю назад. В то время немец очень вовремя вспоминал, что только шатен и знает про путь к лабораториям под Олимпией, поэтому ничего с ним поделать не мог. Тяжело вздохнув, беловолосый выпрямился и поправил пальто. Сзади раздался голос Иммануэля, который в очередной раз позлорадствовал, но ариец постарался не обращать на это внимания и продолжил свой путь вперёд. Асфальт то и дело хотел унести за собой двух “безумцев”, которые пришли в руины столицы, вот только у почвы и дороги этого никак не получалось. После пятнадцати минут ходьбы Август снова услышал голос своего напарника, который снова начал ныть. То у него ноги болят, то ему холодно, то он домой к мамочке хочет, то он вообще где-то привал устроить. Уже привыкнув к такому, мужчина просто шёл дальше, пока нытьё не перешло в оскорбления и провокации, но беловолосый всё так же не реагировал на это. Привыкнуть к этому можно, а ещё можно научиться игнорировать поток бессмысленной болтовни.
– Жидовская морда, я тебя не слушаю, – проинформировал Август напарника с лёгкой улыбкой, так как тот шёл и дёргал арийца за пальто. Шатен делал слишком много ненужных телодвижений, например сильно жестикулировал или маячил перед глазами, надеясь на агрессию со стороны немца. А тот просто устал злиться и понял, что его безразличие слишком неприятно семиту. Настолько неприятно, что тот иногда начинает провоцировать блондина самыми нелепыми способами, какие он только знал. Иммануэль ещё очень любил жаловаться, особенно в походах. Устало вздохнув, Август замедлил шаг, дав напарнику поблажку. Да, он слишком часто шёл слишком быстро, от чего многих раздражал своей спешкой. “Жидовская” морда всё продолжал дёргать немца за пальто, продолжая очень громко ныть о том, что он устал и хочет отдохнуть. Вдруг ариец почувствовал, что дёрнули его слишком сильно, вдруг отпустили ткань пальто и сзади раздался очень странный звук. Обернувшись мужчина увидел то, что хотел бы увидеть дня четыре назад, но никак не сейчас.
Внутри арийца словно стеклянная люстра рухнула, разбившись на миллиард микроскопических осколков, когда он увидел падающего вниз Иммануэля. Всё произошло слишком быстро наяву, но Август видел падающего напарника словно в замедленной съемке и чуть не упустил тот момент, когда он схватился за кусок арматуры. Если бы это произошло четыре дня назад, он бы наплевал на поиски лабораторий и наступил ботинком на тонкие пальцы еврея, а потом ушёл восвояси. Сейчас же он не мог этого сделать, привыкнув к “жидовской морде” настолько, что в любом случае не дал бы ему умереть. За это он ругал себя – нацисту привязаться к чёртовому семиту! Будь его отец жив – схватил бы дробовик и попытался пристрелить сына со словами «Я тебя породил, я тебя и убью!». Ариец и не заметил, как начал через чур сильно волноваться за смуглого парня, который вечно провоцировал его и никогда не смотрел по сторонам, а ещё очень быстро уставал и начинал жаловаться. Август слишком быстро привык ко всему этому и еврей ему стал по-своему дорог – кто же будет его веселить и кого нужно будет спасать от всего подряд? Он конечно понимал, что он не должен так относиться к Иммануэлю, будучи гетеросексуалом и нацистом. Понимал, что семит его терпеть не может и за заботу или очередное спасение даже спасибо не скажет, но для блондина такое стало обыденным и чем-то обязательным. Словно так было уже давно и никто ни в кого на протяжении многих месяцев ядом не плевался.
Сейчас ситуация стала серьёзнее, чем угроза нападения мутантов или людей – здесь парень был на волоске от смерти. Сейчас Август ругал парня как только мог, за его вечную неосторожность. Ведь если бы он смотрел под ноги, а не жужжал над ухом, то… «Так, Август, не время для “если бы”, сосредоточься на спасении этого идиота» - мысленно дал себе пощёчину мужчина и наклонился над обрывом, смотря на лицо семита. Тот паниковал и это было ясно видно, а ещё он чуть-ли не плакал, прося о помощи у арийца. У нациста, которого ненавидит. Смотря на это лицо, внутри у мужчины что-то дрогнуло и он схватился правой рукой за запястье семита. Очень не вовремя в памяти возникла ситуация, когда еврей сильнее вцепился в рукав пальто, когда сам блондин чуть не упал в яму.
– Сейчас я тебя вытащу, Иммануэль, только не дёргайся, – сказал беловолосый, постаравшись поудобнее перехватить руку парня. Тот лишь сильнее вцепился в арматуру, а та уже начинала отваливаться вместе с небольшим куском дороги. Август постарался привести мысли в порядок, но тут же арматура издала “предсмертный” скрип и отвалилась. Если бы так повис он сам, то они с евреем давно летели вниз, но немец сумел удержаться и потянул на себя напарника. Тот всё же отпустил арматуру и ухватился за руку нациста, как за спасательный круг. Хотя сейчас она как раз играла эту роль и была последней надеждой парня. Ариец со всей силы дёрнул Иммануэля на себя и те оба свалились на дорогу, которая уже почему-то не хотела обваливаться в бесконечную яму. Мужчина облегчённо вздохнул, но тут же понял, что семит лежит на нём и очень тяжело дышит. Он лежит на земле, а на нём "устроился" кареглазый, держа руки рядом с головой и шеей блондина. Его смутила эта ситуация, но он старался не подавать виду и мысленно себя успокаивал – легли они в такой позе только из-за того, что Август слишком сильно дёрнул парня на себя. Сумев успокоиться, мужчина приподнял еврея за плечи. У того были расширены зрачки, а так же он пытался что-то сказать, но попытки не увенчались успехом. Руки, лежащие рядом с головой блондина, очень сильно дрожали, как и ноги, почти спутавшиеся с ногами арийца. Мужчина отпустил плечи Иммануэля, не заметив, как кладёт тому руку на голову.
Август посмотрел по сторонам, ища вход в один из ближайших небоскрёбов и нашёл такой слева от себя. Рвано выдохнув, беловолосый осторожно опустил шатена рядом с собой. Поправив тому очки и оценив ситуацию, он вдруг подхватил на удивление лёгкого парня на руки. Будь тот не в состоянии шока – начал бы вырываться и сделал бы только хуже, но в таком состоянии он очень даже хорошо себя ведёт. Мужчина понёс семита к входу в здание так быстро как только мог, по пути стараясь не спотыкаться и не проваливаться в ямы. Один раз он чуть не упал, неудачно наступив на выступающую арматуру обломка от стены, но успел сохранить равновесие и всё же донёс Иммануэля до небоскрёба. Только после этого он начал ходить по первому этажу, ища хотя-бы стол. После долгих блужданий по комнатам, когда предмет мебели наконец нашёлся, Август положил парня на деревянную поверхность, снял своё пальто и укрыл им еврея.
– Вот что мне с тобой делать? – спросил в пустоту мужчина, садясь на край стола и потирая пальцами переносицу.
Когда еврей чуть не упал на пол, Август успел себя сдержать от того, чтобы придержать парня. Это движение было лишним, а ещё он и так слишком много сделал для неблагодарной “жидовской морды”. Но эта морда вела себя хорошо, хотя мужчина чувствовал, что скоро произойдёт что-то ужасное. Ужаснее того, что Иммануэль чуть не упал в бесконечную черноту пропасти. Обычно в таких предчувствиях он никогда не ошибался, поэтому спокойно ждал подлянки от напарника или ещё какой-то катастрофы, разрушения небоскрёба к примеру. Сзади послышалось шуршание ткани и мурлыканье семита. Услышанное заставило блондина смутиться и застыть на месте, кажется, что он даже дыхание задержал. «Любить, кормить и никогда не бросать» - вот так звучали слова парня, когда он глубоко вдохнул запах одеколона, который сохранился на грубой ткани воротника. «Как? Почему? Зачем?» - а так лихорадочно соображал Август, прожигая взглядом дыру в бетонном полу, сжимая и разжимая кулаки. К щекам стремительно приливала кровь. Убедить себя в том, что сказано это было в бреду, ему никак не удавалось. Он прикоснулся ледяными пальцами к лицу, чувствуя то, что оно словно горит. Он досчитал до десяти, ради того, чтобы успокоиться.
После этого он почувствовал резкие движения сзади себя. Спереди вдруг возник вскочивший со стола Иммануэль, который очень сильно покраснел. «От своих слов, да?» - мысленно спросил его ариец, приподнимая одну бровь. Тут он понял, что пальто его лежит на полу и только хотел его поднять… поднял, как же! Ему сказали, что он в кои-то веки оказался полезным. Как-будто это его спасали каждый божий день и вытаскивали из всяких передряг, а ещё это не он вёл их и сейчас не спас жизнь этой неблагодарной суке. Следующее за этой фразой действие заставило арийца замереть, а потом и нервно задёргаться нижнюю веку глаза. По. Его. Пальто. Прошлись. Сапогами. Он бы мог простить всё, но не своё пальто, которое ему подарил отец в последний год жизни. Да пусть этот идиот хоть его ручной пулемёт сломает – плевать, но не будет творить что-то такое с его верхней одеждой. Кажется, инстинкт самосохранения совсем отказал у этого человека, раз он решил почти плюнуть в лицо Августу, как в благодарность за спасение собственной жизни. Внутри мужчины что-то медленно закипало, а взгляд становился безумным, как и кривая усмешка на губах. Семит начал пятиться назад, смотря на состояние напарника.
– Десять секунд, чтобы спрятаться, – процедил блондин, поворачиваясь к кареглазому. Никто никогда не выносил этот полный безумия и ярости взгляд, а Иммануэль не оказался исключением. Он на всех парах рванул из помещения, чтобы забиться в дальний угол и устроить тихую истерику, надеясь избежать гнева немца. Тот же начал вслух считать до десяти, достаточно громко, чтобы звук его голоса распространялся на всё здание. – Einz, Zwei, Drei, Vier, Funf, Sechs, Sieben, Acht, Neun, Zehn. Zeig dich nicht!
Мужчина встал со стола, поправляя свитер. Сделав шаг вперёд, он безумно улыбнулся. Ариец вытащил и перезарядил свой револьвер, но остальные патроны оставил на столе. Для игры ему хватит и шести выстрелов. Он прошёл к выходу из комнаты. Посмотрев по сторонам, он сразу отправился искать под лестницами, которые были ещё не до конца разрушены, но всё же не позволяли забраться на второй этаж. Заглядывая под каждую из них и не находя ничего, мужчина с ещё большим энтузиазмом принимался искать еврея. Следующими на очереди были офисы, в которых осталась мебель. Впрочем, её количество уменьшилось – стулья летели в стену, лёгкие журнальные столики отправлялись за ними же, а столы и шкафы были опрокинуты на пол. Когда в офисах ничего не находилось, ариец начинал выкрикивать имя напарника и грозить ему расправой, если найдёт того. Последняя комната была более или менее целой, там даже нашлось несколько полуживых ноутбуков, но один из них полетел в окно. Унеся за собой и внушительный кусок асфальта в пропасть, он бесследно исчез. Остальные же чуда техники просто так получили по пуле в металлический корпус, а потом были откинуты в другой конец офиса. Разнеся и последнее помещение, предназначающееся для работы, мужчина вдруг направился к шахте лифта. Рядом находилось небольшое техническое помещение, дверь которого еле держалась, а в это мгновение оказалась сорвана с петель. Последние его силы уйдут на помещение и не дай бог еврей попадётся ему именно здесь. Внутри тесной комнаты всё было в обломках и Август в глубине души надеялся, что Иммануэль не попадётся ему. «Augen auf - Ich komme!» - прошипел сквозь зубы мужчина, разгребая обломки у стены.
«Und ich hore deinen Atem
Und ich rieche deine Angst
Ich kann nicht mehr langer warten
Denn ich weiss was du verlangst»
За ними и оказался еврей, отчаянно просящий не делать с ним ничего и закрывающийся руками. Жалкий вид семита только подлил масла в огонь и мужчина схватил руками шею кареглазого. Тот пытался убрать пальцы напарника от шеи, но постепенно хватка смуглого парня ослабевала и он хрипел что-то на родном языке. На тех местах, на которые давили его ледяные пальцы, появлялись синяки. Лицо Иммануэля всё сильнее кривилось и он отчаянно хватал воздух ртом. Ариец получал какое-то странное удовольствие от того, что душит своего напарника. Тут же внутри Августа что-то словно щёлкнуло и огонь в глазах утих, весь гнев пропал и он уже все меньше давил на шею еврея. Осознание ситуации пришло десятью секундами позже, когда кареглазый дёрнулся в сторону.
– Нет, нет, быть того не может… – прошептал мужчина, пятясь назад. Он тут развернулся и начал убегать из здания, осознавая, что сейчас чуть не убил Иммануэля. Произошедшее казалось нереальным, но все ощущения сохранились, хотя всё остальное словно в тумане было. Ариец исчез где-то в стороне одного из множества небоскрёбов, ненавидя себя за случившееся.
Когда Август осознал, что делает с напарником, он возненавидел себя свои вспышки гнева. Хотя это была не простая вспышка гнева – внутри щёлкнул тумблер ярости, граничащей с безумием и желанием убивать. В тот момент он развернулся и начал поспешно покидать здание, лишь бы не смотреть снова на испуганное и заплаканное лицо семита. В этот раз он боялся самого арийца, за что тот ненавидел себя. Но ведь еврей сам спровоцировал его – вот и добился того, чего хотел. Такие мысли, как это ни странно, не успокаивали нациста – он винил себя самого за случившееся. Придя в какой-то из небоскрёбов, мужчина понял, что снаружи идёт ливень и он сам весь мокрый. Водолазка промокла и неприятно липла к телу, чёрные джинсы тоже пропитались водой насквозь, сковывая движения. Он даже руки в локтях согнуть не мог, не поёжившись при этом от холода. А ещё он весь дрожал от пробирающего до самых костей ветра, гуляющего так и внутри помещения, и снаружи. Сев на каменный пол, мужчина уткнулся лицом в холодные ладони, игнорируя дрожь в своём теле. Как бы не хотелось, но возвращаться сейчас туда нельзя, пока он окончательно не успокоится. Дождь, плавно переходящий в ливень, заливал водой место рядом с блондином. Тот не обратил на это никакого внимания, погрузившись в воспоминания о дне знакомства с шатеном. Тогда он путешествовал по пустошам один, то и дело вступая в бой с мутантами, а тут он наткнулся на человека. В тот день он впервые наткнулся на человека, да и при этом на свалке, которого придавило металлической балкой. Ариец помнил, как расспрашивал человека, чьего лица даже не видел. Тогда он спрашивал об умениях этого человека, о знаниях и об умении ориентироваться на местности. Решение вызволить бедную девушку и её согласие на путешествие с ним по Вашингтону тогда казалось манной небесной, а потом девушка оказалась парнем и евреем к тому же. Кто же знал, что у парней в такое время могут быть такие женственные и тонкие ноги, а ещё такой приятный голос. Немца, являющимся национал-социалистом и семита свела судьба, как будто специально издевалась.
Блондин чертыхнулся и закрыл глаза, тут же перед его внутренним взором возникла картина улыбающегося шатена. Тогда они остановились в здании заправочной станции, а Август очень удачно проходил мимо комнаты, в которой ночевал еврей. Тот как-то по-доброму улыбался, смотря на фотографию молодой девушки, и мужчина впервые видел на лице парня настолько светлую улыбку. Только потом немец узнал, что это никакая не возлюбленная, а младшая сестра Иммануэля, которая стала мутантом. Простое совпадение, но старший брат Августа тоже стал мутантом, вот только мужчина не верил в чудесное спасение Эриха от мутации. Сейчас же он снова видел эту улыбку, которая хранилась в памяти все эти долгие месяцы их путешествия. В районе груди что-то по странному защемило, когда он вспомнил всё, что случалось с ними. Мужчина спасал напарника и от мутантов, и от редко попадающихся им Мародёров, иногда приходилось таскать того на руках. Бывало такое, что кареглазый творил что-то странное, например при общении называл блондина “милый” и даже ложился на плечо, когда уставал. Когда такое происходило тогда – мужчина удивлялся и даже смущался, а сейчас ему это даже начало нравиться. От этого становилось уютно и дурацкие привычки становились для них нормальными. После этого он вспомнил тот момент, когда шокированный Иммануэль лежал на нём, а Август положил тому руку на голову. У еврея были мягкие и приятные на ощупь волосы, а это ощущение он хорошо запомнил. Тут же мужчина понял, почему он так привязался к семиту; почему он считает того очень даже симпатичным; почему боится того, что тот умрёт. «Влюбился. Отлично!»
Сейчас беловолосый очнулся от навалившихся вот так сразу воспоминаний и огляделся – там, где он сидел, а точнее у окна, всё затопило дождевой водой. Поднявшись, он вылез из самого близкого к нему окошка и медленно побрёл к небоскрёбу, где сидел кареглазый. Он не знал, что скажет ему, поэтому просто шёл туда, где он может быть согреется. Шёл он минут пятнадцать, за это время успев вымокнуть полностью – дождь барабанил по его плечам и вскоре мышцы начали ныть от такого. Когда он дошёл до здания, то немного потоптался на месте, но всё же вошёл внутрь.
Удары металлических пластин на подошвах сапогов было слышно во всём здании. Мужчина мог ожидать увидеть что угодно – пустующий небоскрёб, всё так же лежащее на полу пальто и спящего на столе семита, но… он сидел на деревянной поверхности, плакал и прижимал к себе тёмное пальто. Иммануэль прижимал к себе пальто, на котором не так давно изрядно потоптался, чем сильно разозлил самого Августа. Слёзы семита капали на воротник, а сам он вцепился в ткань, как когда-то в руку арийца. Увидев вошедшего в помещение мужчину, шатен бережно отложил предмет верхней одежды и в считанные секунды оказался рядом с напарником. Кареглазый прижимался к тому, сжимая промокшую водолазку и утыкаясь лбом в плечо опешившего блондина. Мужчина не понимал, с чего это семит ведёт себя так, но всё же приобнял парня одной рукой в ответ. Иногда были такие моменты, когда они не ругались друг с другом, но такого не было никогда. Воспоминания о произошедшем снова тяжёлым грузом навалились на плечи и перед внутренним взором возникла та самая картина, которая заставляла Августа ненавидеть себя всё больше и больше – вид напуганного и плачущего Иммануэля, который сжимает запястья немца, пытаясь убрать его руки от своей шеи. После случившегося он не может допустить того, чтобы это случилось ещё раз. Судорожно выдохнув и слегка прижав к себе рукой семита, мужчина посмотрел на кудрявые волосы напарника. Он сжимал промокшую ткать водолазки и через всхлипы шептал что-то на родном языке, но тут произошло что-то, что удивило арийца сильнее действий еврея – он извинился. Это никак не вязалось с образом, который сложился в голове мужчины. Иммануэль, извиняющийся перед ним и всматривающийся в его лицо, а то и пытающийся заглянуть в глаза, держа тёплые ладони на слишком холодных щеках. Парень очень сильно волновался и это было видно – красные глаза и обеспокоенный взгляд.
– Ты совсем холодный, – произнёс семит, испуганно и приглушённо. Он опустил взгляд на губы немца, которые скорее всего посинели от холода. Тело мужчины била крупная дрожь и он слабо почувствовал, как с него стягивают шарф. Иммануэль повёл напарника в комнату, держа за рукав водолазки и заставил того сесть на край стола. Еврей постоял на месте, смотря на Августа, а потом подошёл ближе. Пробормотав про то, что нужно снять всю мокрую одежду, парень начал стягивать с блондина водолазку, а тот постарался помочь в этом. Свои руки он почти не чувствовал и движения его затрудняла дрожь, а так же дикое желание лечь на шершавую поверхность стола и заснуть. Но всё же от его внимания не ускользнуло то, что кончики ушей бывшего учёного покраснели, и мужчина коснулся их пальцами. Кожа буквально горела и создавался контраст между ледяной кожей немца и тёплой, принадлежащей семиту. Между ними двумя всегда был такой контраст, как между белым и чёрным – бледный светловолосый стрелок и смуглый шатен учёный, а характеры различались радикально и многое не давало им ужиться вместе. Иммануэль опустил руки вниз и замер, не решаясь расстегнуть ремень блондина, поэтому он сам решил это сделать, хотя движения были медленными и неуклюжими. Взгляд парня был устремлён на торс стрелка, который был весьма неплох и многим встреченным девушкам нравился до одури, как и сам ариец. Конечно! Как же голубоглазый блондин, который был мужественен и силён, может не нравиться девушкам? И еврей, судя по всему, оценил достоинства немца в полную силу. Мужчина снял сапоги и начал снимать свои джинсы, высвобождаясь из плотной и мокрой ткани. Семит отвернулся от беловолосого и потянулся за пальто, а потом накинул его на плечи напарника. Стрелок прохрипел «спасибо» и попросил учёного принести сумку, которая лежала рядом со входом здания.
Август терпеливо ждал своего напарника, сидя на краю стола. Мокрая одежда лежала на полу непонятной кучей, а пальто частично отогревало плечи мужчины, хотя всё тело оставалось холодным. Но мысли блондина были заняты искренней и полной тепла улыбкой Иммануэля, который был при этом ещё смотрел ему в глаза тоскливым и грустным взглядом. Мнение мужчины о еврее резко поменялось в лучшую сторону и он перестал быть в его глазах такой ужасной сволочью, какой старался казаться. Семит с какой-то стороны был даже милым, особенно если вздрагивал и опускал голову, когда к его кончикам ушей прикасались. В те моменты, когда тот краснел и пытался скрыть своё смущение, он выглядел просто очаровательно. Август хотел бы дать себе пощёчину – влюбиться в парня, при этом еврея, когда ты являешься национал-социалистом... это звучит словно приговор. В голове снова возник образ отца, который бы сначала долго кричал на сына, а потом и вовсе схватился за своё ружьё. Получилась бы весёлая ситуация – гоняющийся по пустошам за высоким мужчиной старикан, обещающий тому расправу и пытающийся пристрелить того, но из-за движения и плохого зрения никак не делая точный выстрел. Жаль, что его отец не дожил до того, как захотел бы прибить своего любимого сына. Старший всегда расстраивал их, не желая принимать нацизм в своей семье и всё время помогающий всяким евреям и чёрным людям. Отец бесился, мать пыталась его успокоить, а Август просто не обращал внимание на Эриха, считая того просто дураком. Он был всего лишь на год старше, а возомнил себя самым главным и умным. Когда ему исполнилось 30, он пошёл путешествовать с Августом по пустошам и через месяц подвергся воздействию радиации. Ему было очень плохо и он периодически не мог членораздельно говорить, а иногда даже становился глупее обычного. Потом он чуть не напал на младшего брата, но осознав, что наделал – сбежал на одну из свалок. Произошедшее сегодня было очень похоже на то, как вёл себя в тот злополучный день Эрих. Разница в том, что он был мутантом, а стрелок – нет.
Глупо было вспоминать об этом сейчас, когда родных у мужчины больше нет, а рядом есть только Иммануэль. Иммануэль… а ведь это он был с ним целых полгода. Шесть месяцев это чудо-юдо ходило рядом, надоедало или странно себя вело. Блондин улыбнулся своим мыслям и перевёл взгляд на идущего к нему семита, который держал в руке сумку. Забрав её из рук напарника, мужчина начал рыться в ней, ища сухую одежду. Нашлась таковая на дне и мужчина вытащил джинсы, пару носков, рубашку и простенькую чёрную жилетку. Единственная проблема – найти боксеры среди кучи еды, патронов и фляг с водой. Вскоре рядом с мужчиной лежала небольшая стопка одежды, он опустил руки к промокшим боксерам, но тут же поднял взгляд на еврея. Он стоял прямо напротив немца и покраснел так сильно, словно сейчас был готов взорваться. Из его носа медленно потекла струйка крови и Август протянул руку к лицу парня, заботливо вытирая кровь с его верхней губы. Семит пулей вылетает из комнаты, оставляя мужчину в комнате одного. «Очаровательно» - улыбнулся беловолосый, стягивая с себя боксеры и надевая сухие. Одевался мужчина быстро – к этому его приучил отец, словно блондин не в родительском доме находился, а в армии. Старик зажигал свечу и пока она горела Август должен был одеться, а если не успевал – то он процесс повторялся снова и снова.
– Иммануэль, я оделся, можешь заходить, – позвал парня ариец, заправив свою рубашку и застёгивая жилет. Еврей неуверенно прошёл в помещение, а его щёки всё ещё горели и он не поднимал взгляд. Мужчина тихо засмеялся, отворачиваясь от спутника и смотря перед собой. Кареглазый со стороны выглядел просто очаровательно и таким всё же стоило хоть в этот день насладиться. Такое скорее всего больше не повторится, ибо смуглый парень был просто на взводе и на него в этот день слишком много навалилось. На улице темнело и город постепенно окутывала ночь, на небе появлялась россыпь звёзд, то и дело поблёскивающих на фоне тёмно-синего неба. Август сел на стол, надев на себя сапоги и лёг на поверхность, свешивая ноги вниз. Стол был широким, но никак не длинным, а из-за своего роста мужчина просто не мог поместиться на предмете мебели. – Я тебе советую лечь спать здесь, так как одному будет… холодно.
Когда мужчина почувствовал, как Иммануэль обнимает его, то слегка прижал того рукой к себе. В тот момент, в который движения со стороны еврея прекратились полностью - блондин провалился в сон. Перед его глазами через какое-то время предстал лабиринт, в котором бежал он сам, безумно и дико улыбаясь. Где-то за стеной несся к повороту налево кареглазый, отчаянно молясь на иврите своим богам. Тяжёлые удары металлических пластин на подошве напоминали военный марш, а на лице парня застыло то самое выражение полного ужаса и отчаянья. Мужчина сквозь сон хмурился, но сон прервался. После долгого перерыва и забытья у мужчины снова возникла необычная картина.
В этот раз он видел всё от первого лица – помещение, едва освещённое небольшой настенной лампой, и просторную кровать по середине комнаты. Сзади раздались шаги и чей-то знакомый голос, заставивший мужчину обернуться. Его напарник стоял на пороге, по странному улыбаясь, и изучая взглядом тело Августа. Как ни странно, на нём была только рубашка, джинсы и сапоги. Еврей же был полностью одет и барабанил пальцами по дверному косяку, не решаясь некоторое время пройти вперёд. Тот вдруг подошёл ближе и толкнул беловолосого на кровать, после этого примостившись у того на коленях. Происходящее сейчас во сне казалось ещё менее действительным, чем пробежка по лабиринту, но испытываемые от этого ощущения были достаточно реальными. Словно это не в иллюзии от Августого сознания Иммануэль провёл языком по губам немца, после чего прикоснулся к ним своими, а сделал это в действительности.
Поцелуй из простого соприкосновения губ превратился во французский, а потом ариец начал слегка трогать пальцами кончиков ушей смуглого парня, от чего тот застонал. Слышать такой стон было непривычно только в такой ситуации, но звук оказался неожиданно приятным слуху. Хотя чему он удивляется? У парня всегда был приятный голос, но мужчина долгое время отрицал это, не желая видеть в кареглазом что-то хорошее. Мысли прервал его смуглый партнёр, подавшись всем своим телом вперёд. Хрупкий учёный вцепился в плечи спутника, а тот сжимал пальцами бёдра напарника, удерживая на месте. Кислорода не хватало обоим, но поцелуй они не хотели разрывать, словно делали это в последний раз. Хотя почему словно, если это простая иллюзия от сознания арийца?
Член стрелка наливался кровью как в самом сне, так и в реальности, хотя он не особо это чувствовал наяву. Иммануэль из сна в спешке снимал бежевое пальто и всю остальную верхнюю одежду, что мешала мужчине касаться пальцами тёплой кожи, а потом с трудом расстёгивал мелкие пуговицы рубашки Августа. Мужчина же пытался справиться со своим ремнём, дабы высвободить из плотной ткани член, так как пряжка болезненно давила на половой орган. Парень опустился вниз, сев на колени перед кроватью, и вытащил из боксеров внушительных размеров пенис немца. Охнув от то ли восторга, то ли удивления, семит приблизил лицо ближе. Он провёл языком по головке, заставив Августа судорожно вздохнуть, и наконец взял её в рот. Беловолосый зарылся пальцами в кудрявые волосы напарника, то и дело сжимая их в пальцах, пока тот брал в рот всё большую часть ствола, а то и проводил языком по всей длине, доходя до мошонки и снова возвращаясь к головке. Ощущения были настолько необычными и сводящими с ума, что ариец терял голову, отказываясь и дальше быть только с девушками. Мужчина стонал и запрокидывал голову назад, тяжело дыша наяву и чуть сильнее прижимая к своей груди еврея. Во сне тот оторвался от своего занятия, вызвав разочарованный стон со стороны партнёра, и быстро расстегнул свои джинсы, после чего откинул их в дальний угол комнаты. Снова приникнув к губам любовника и аккуратно сняв боксеры, парень снова сел на колени блондина. Член еврея касался и слегка тёрся о член немца во время поцелуя, а кареглазый обнял ногами бёдра Августа. Приближаясь к оргазму, смуглый парень чуть приподнялся и рукой помог себе вставить член стрелка в свой анус. Тут же раздался крик боли, от которого мужчина сильнее прижал к себе Иммануэля во сне и в реальности. То, что он чувствовал, нельзя описать словами. Ариец постарался как можно аккуратнее войти в партнёра, чтобы не сделать тому слишком больно, так как сегодняшний случай с пальто оставил сильный след в сознании мужчины. Еврей то и дело вскрикивал, а после очень громко стонал от удовольствия, которое пришло на смену боли. Август оставлял на его смуглой шее темнеющие засосы, а иногда и следы от укусов, которые позже зализывал. Иммануэль обнял напарника за шею, всем телом прижавшись к нему, ещё быстрее опускаясь и поднимаясь, принимая в себя член немца и сжимая короткие волосы на его затылке. Мужчина прижал к себе бывшего учёного, подаваясь бёдрами вперёд и отчаянно шепча признание в любви на родном языке, кончая внутрь партнёра.
– Ich liebe dich, – сквозь ускользающий от него сон прошептал Август охрипшим голосом, немного сильнее прижимая к себе еврея. И тут в голове словно гром возникает мысль, что он спит в обнимку с кареглазым и у него, scheisse, неплохой такой стояк. У него стоит, а к нему прижимается эта змеюка, которая ещё всё дальнейшее путешествие издеваться будет, если заметит это. Может даже и не путешествие, а всю его грёбанную жизнь! В этом мгновение мужчина соскочил со стола и унёсся к выходу, надеясь на то, что холодный утренний воздух даст ему освежиться и привести мысли в порядок. Сев на уцелевший подоконник лицом к дороге, блондин запустил руку в немного растрёпанные волосы, по привычке приглаживая их и тихо выругался на немецком. Надо же было такому случиться именно с ним и именно сейчас! Какие боги его прокляли и за что - единственное, чего он никак не мог понять. Лучше бы он всю ночь мучался с кошмарами или бессонницей, чем просыпался с болезненно упирающимся в пряжку ремня стояком, который даже не прикрыть толком. К щекам мужчины стремительно приливала кровь и лицо начало гореть, когда в голове начали возникать некоторые детали из сна. Член болезненно заныл, требуя разрядки, но немец решил подождать того момента, когда он упадёт. Не будет же он сидеть здесь и мастурбировать, а уходить и оставлять кудрявого идиота одного очень не хотелось - мало ли, что он натворит или что с ним случится. Мужчина опёрся локтями о свои колени и уткнулся лицом в ладони, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Лишь бы не пришло это кудрявое чудо-юдо, которое уже не будет таким милым и стеснительным, каким было после возвращения Августа в небоскрёб. Сам мужчина надеялся на то, что кареглазый крепко спал и не успел ничего заметить - ни неожиданного ухода немца, ни его стояка.
Август чувствовал себя гадко, сидя на холодном подоконнике и не воспринимая то, что происходит вокруг него. Перед его глазами иногда проваливались под землю куски асфальта, унося за собой и небольшие бетонные блоки, отвалившиеся от небоскрёбов. Так же медленно разваливалась строящаяся годами защита немца от таких странных чувств и эмоций, возникающих от влюблённости. От огромной серой стены, состоящей из принципов и убеждений мужчины, откалывались внушительные куски и разбивались о землю. А во всём виноват маленький еврейский гад, который просто взял и свалился тому на голову в один день, а после этого остался с ним рядом надолго. Между ними всегда был контраст, который бросался в глаза Августу. Только недавно, коснувшись пальцами кончиков ушей парня, он сравнил их кожу и температуру тел. Бледные и холодные пальцы арийца на фоне смуглой кожи семита, которая всегда была тёплой. Мужчина окинул взглядом свою правую руку, а потом снова задумчива уставился на дорогу, слегка нахмурив брови. Все эти полгода ему не давали и минуты отдыха от провокаций и гадких шуточек, нытья и жалоб, а ещё его всячески пытались унизить. Это было похоже на игру, слишком странную и необычную. Словно они с кареглазым шесть месяцев подряд играли в “кошки-мышки”, добиваясь своих непонятных им целей. Всё это время Август хотел взять и придушить кудрявого придурка. Мотивы шатена были ему непонятны – вроде тот просто веселится, но в тот же момент мужчина понимал, что настолько очевидным всё просто не могло быть. Разве это приятно, когда тебя уже как только не пытались убить? Немец понимал, если бы ситуация была такой же, как у Николоса, то всё было бы ясно – того хотели убить многие и он к этому привык. Обычная ситуация – лидер Рейха, на которого все всегда покушаются, лишь бы убить его. Август был согласен со знакомым, когда они заводили разговор об этом. Людям делать нечего, кроме как пытаться прикончить лидера одной из лучших группировок. Как еврей мог нормально относиться к попыткам мужчины себя убить так же, как Ник?
Ариец тяжело вздохнул, вспоминая улыбку парня. На что он может надеяться, влюбляясь в такую сволочь, как Иммануэль? Может ли он надеяться на верность или хотя бы честность? На душе снова стало гадко, когда Август представил кареглазого с какой-то симпатичной девушкой, немец помотал головой, но в его голове вдруг начали всплывать картины с шатеном и подчинёнными Николоса, одетыми в форму Третьего Рейха. Сцены были не самими приличными и возбуждение дало о себе знать, снова болезненно заныв, упираясь в металлическую бляху. Нацист беззвучно выругался, левой рукой прикрывая стояк, а другой прикрывая свой рот, чтобы не начать материться на весь небоскрёб. «Это было бы определённо лишним» - подчеркнул ариец и вздрогнул, так как сзади оказался кареглазый и он очень “вовремя” положил ему на плечо свою женственную руку. Парень сам был больше похож на девушку, чем на двадцати девятилетнего мужчину. Иммануэль наклонился, что-то спрашивая про сон и мужчина в мыслях начал материться так, что многие невоспитанные вандалы позавидовали таким знаниям и такому умелому способу применения ругательств. Еврей уже сидел рядом, вплотную и касаясь ладонью бедра немца, а его правая рука поправляла волосы напарника.
– Всё в порядке, – на удивление спокойно ответил мужчина перехватывая свободной рукой кисть парня, повернувшись к еврею и сразу отпустив руку кареглазого. Тот опустил лукавый взгляд на губы Августа и приник своими губами к его. У Иммануэля были такие мягкие и нежные губы, а ариец потерялся в своих противоречиях, отдаваясь на мгновение своим ощущением. Он же не верил во взаимность своих чувств буквально минуту назад, так почему же он чуть не подался сейчас вперёд, чтобы ответить на поцелуй? Сдержав себя от этого, он отстранился от напарника, но тот притянул к себе мужчину, кладя свободную руку на затылок немца и держа того на месте. Снова этот контраст с холодной кожей шеи арийца и тёплой ладонью еврея. Блондин уже перестал вести борьбу с самим собой, подаваясь вперёд и касаясь языком губ семита, который охотно поддался, спуская левую руку к возбуждённому члену. Голубоглазый простонал, касаясь своим языком языка парня и сжимая бёдра сидящего напротив него. Как и во сне – простое соприкосновение их губ превратилось во французский поцелуй, который не хотелось разрывать. Не отстраняясь, стрелок повернулся к парню, сев на подоконнике удобнее. Беловолосый тут же разочарованно выдохнул, когда Иммануэль разорвал поцелуй, слегка отстраняясь и хватая воздух ртом. Сейчас у того были слегка припухшие и покрасневшие губы. Бывший учёный коснулся ими шеи мужчины, покрывая ту поцелуями и оставляя краснеющие засосы. «Они же ещё дня четыре красоваться будут» - подумал стрелок, запрокидывая голову назад. Пальцы мужчины ещё сильнее сжали бедра кареглазого и он сделал короткий вдох и выдох, когда тот сквозь ткань джинс сжал рукой член Августа. То, что происходило сейчас, было гораздо лучше, чем во сне. Это не простая иллюзия от его сознания, это нечто большее и гораздо сильнее действующее на него, нежели его мечты.
@темы: Ролевые, Разное, Кто что, а я только писать умею, У нас там своя атмосфера, Игровые посты